Фрагмент интервью 31.10. 2017

Анатолий Дмитриевич Климов родился 6 июня 1923 года в деревне Сороковеть Боровского района Московской области. Когда ему исполнилась два с половиной года, родители его развелись и он с матерью уехал в деревню Мишково (в 10 км от Сороковети) к родственнице матери (его крестной). Его мать уехала в Москву и устроилась на работу на шелкоткацкую фабрику им. Щербакова ткачихой, а Анатолий остался со своей крестной.  Когда Анатолию исполнилось 8 лет, мать забрала его в Москву, где он поступил в среднюю школу в Сокольническом районе. Когда он учился в 6-м классе, в 1937 году, мать умерла, и Анатолий остался с ее родственницей – Домной Ивановной Кудрявцевой. Закончив 7 классов, он поступил в 4-ю специальную артиллерийскую школу Москвы в 8 класс. В этой школе в конце мая 1941 года он закончил десятилетку. Через неделю, в начале июня, он был направлен в Одесское артиллерийское училище имени Фрунзе.

В Одессе его застала Великая Отечественная война. 19 июня 1941 года Анатолий принял воинскую присягу, но так как в артиллерийской школе, помимо общих дисциплин, изучали оружие и умели стрелять, 21 июня 1941 года он стоял часовым в Одесском морском порту на охране какого-то склада. Через месяц училище было эвакуировано в город Сухой Лог Свердловской области. Там продолжилась учеба. В конце января 1942 года училище выпустило небольшую группу, в числе которой был и Анатолий, получивший звание лейтенанта. Он был направлен в Москву на формирование гвардейских минометных частей («катюш»). Но так как это оружие в училище не изучали – оно было секретным, – месяц его изучали самостоятельно и обучали подчиненных.

А.Д. Климов был назначен командиром взвода управления первой батареи 231 отдельного гвардейского минометного дивизиона (ОГМД). Этот дивизион входил в состав 28 гвардейского минометного полка. 14 марта 1942 года на Волховском фронте полк дал залп, оповестив противника о своем прибытии. Анатолий Дмитриевич прошёл всю войну. В 1942 году, через три месяца, был назначен начальником разведки дивизиона, а в ноябре 1942 года – командиром батареи. В начале 1944 года был назначен начальником штаба этого дивизиона и закончил войну в этой должности, недалеко от города Риги.

После Великой Отечественной войны учился в Военно-политической академии имени В.И. Ленина (закончил в 1952 году), но в этой академии учился на военно-морском факультете и дальнейшую службу проходил в Военно-Морском Флоте – на Северном флоте – до конца 1958 года. С 1959 года – в Ленинграде на различных должностях. Закончил службу в 1984 году в должности заместителя начальника Научно-исследовательского института вооружения Военно-Морского Флота в воинском звании контр-адмирал. Потом в течение 14 лет работал на различных должностях в Высшем военно-морском инженерном училище им. Ф.Э. Дзержинского в Ленинграде и еще 3 года – инспектором военкомата Центрального района Санкт-Петербурга.

 Из газеты "Труд", № 062 за 29 Апреля 2014 года

Он был дирижером "Катюш"

Контр-адмирал Климов: «Мне грех жаловаться. Я родину любил, и она мне отвечала тем же...»

В свой 91 год Анатолий Дмитриевич Климов просто огурец! Статный, улыбчивый здоровяк. Чтобы уйти от прямолинейных комплиментов, рассказываю ему о другом 90-летнем, Махмуде Рафикове, операторе, снимавшем на кинопленку запуски ракет и атомные взрывы. Как он категорически возражал против того, чтобы очерк о нем в «Труде» назывался «Старик и Бомба». Я его уговаривала, про хемингуэевского «Старика и море» вспомнила, но Рафиков уперся: какой я вам, говорит, старик?!

Анатолий Дмитриевич реагирует на мой рассказ восхищенно: «Молодец!» И оборачивается к Людмиле Трифоновне, своей молодой подруге, которой уж тоже восьмой десяток. Миловидная, быстрая, громкая и веселая, настоящая хохлушка из Горловки. Бегает от телевизора, где новости про Украину, к телефону — звонят как раз оттуда, с родины. Наш герой нет-нет да на нее взглянет и порадуется. Может, вспоминая, как забавно они познакомились — на лестнице своего подъезда он встретил симпатичную незнакомку и спросил, любит ли она цветы. При второй встрече — не блокадница ли она. И как она, упреждая его маневр, ответила: «Да хохлушка я, из Донецкой области. Но лучше — хохлушечка!»

...И вот я думаю об этом прекрасном поколении: какими они были молодыми, эти классные дядьки, и как изменится картина мира, когда они оставят его.

— Мне и трех лет не было, когда разошлись родители. Мама работала ткачихой на заводе, жили мы на Преображенке, на улице Знаменской. Но раз такое дело — безотцовщина — меня отправили к крестной в деревню, и вернулся я к маме в Москву только к школе. А в шестом классе мама умерла от туберкулеза. Решил идти в ремесленное, но мамина родственница подсказала: есть артиллерийская спецшкола, там бесплатно обувают и одевают. После ее окончания подался в Одесское артиллерийское училище — хотелось к морю, к теплу. 19 июня 1941-го приняли присягу, а войну я встретил в карауле — охранял склады в порту.

Иногда запоминаются странные вещи. Там было поле, а в конце плаца — женская тюрьма. Девушки в окнах: «Эй, орлы, сюда!» Жарко, вид у них не монашеский, а мы же совсем мальчишки: Рыли окопы, прятались во время бомбежек, но от фронта были еще далеки. В феврале нас вызвали в Москву — формировались секретные части с реактивными установками (катюшами их уже позже окрестили). Биографию мою сочли подходящей. Назначили командиром взводоуправления. Месяц мы новую технику изучали. А 14 марта 1942-го выехали на Волховский фронт и дали полковой залп — оповестили о прибытии и своих, и супостата. Катюши практически всю войну были оружием секретным. Дальность у них — всего 7,5 км, но площадь охвата солидная: залп в 64 снаряда, одной батареей можно уничтожить целый квартал. Правда, мы по городам не били. Единственный раз — по Новгороду, когда разведка донесла, что там идет заседание немецкой фронтовой верхушки.

— Страшно на фронте было?

— Думал так: ну, убьют — горевать по мне никто не будет. А про плен мы тогда и не знали, у нас же ни газет, ни радио. Что командир скажет, то и последняя истина. Но вообще-то война связана прежде всего с тяжелейшей работой. Зимой 1943-1944-го шла ленинградско-новгородская операция, цель — снять блокаду Ленинграда, освободить Ленинградскую область и создать условия для освобождения Прибалтики. Я командовал батареей. Боевая задача: за 90 минут артподготовки уничтожить 12 крупноразмерных целей противника. По каждой — батарейный залп четырьмя боевыми машинами. То есть каждый боевой расчет — командир, наводчик, водитель и два-три заряжающих — за 90 минут должны поднести 192 снаряда общим весом 8256 кг. Командир и наводчик — где-то по тонне на каждого, заряжающие — по полторы.

А до начала артподготовки солдаты вырыли окопы для БМ и личного состава, укрытия для боеприпасов, выгрузили боезапас...

И так бились подряд 48 дней — с 14 января по 1 марта 1944-го. И все это время ни одного дня нормально не спали — разве что при передислокации прикорнешь, привязавшись под чехлом БМ к металлическим фермам — чтоб во сне не свалиться под колеса.

Так в составе 28-го гвардейского минометного полка старлей Климов и сражался всю войну — на Волховском, Ленинградском, 2-м и 3-м Прибалтийских фронтах. До самого победного мая 1945-го.

— Анатолий Дмитриевич, у меня со школьных лет сохранилась брошюрка про то, как в 1944-м фашисты пытались взорвать могилу Пушкина в Святогорском монастыре и как наши стремительным ударом выбили врага из пушкинского уголка. Не выпустив по святыне ни одного снаряда. Это, оказывается, о вас?

— Обстановка там была тяжелая. После 200-километрового марша ночью 12 июля вышли на огневые позиции. Ни одной машины не потеряли. И уничтожили много пехоты противника и его минометную батарею. Это и позволило нашей пехоте без особых потерь освободить Пушкинские Горы. А потом там такая пошла драка! Мы из боя не выходили аж до 21 июля — отражали контр-атаки, помогая нашим войскам, захватившим плацдарм на правом берегу реки Льжа. Потери батареи были минимальные: два бойца за 10 дней жестоких боев.

— Вот! А говорят, что наши воевали неумело, за каждый холм сотни солдатских жизней клали! Это за Пушгоры вы орден Александра Невского получили?

— Да. Мальчишкой совсем, в 21 год удостоился такой награды. Я же долгие годы был председателем клуба кавалеров этого ордена. Представляете, еще в 1990-м нас было в Ленинграде и Ленинградской области 350 человек, сейчас осталось 16, всем от 91 до 94 лет.

— А войну где закончили?

— В Тиенхааре. Мы выводили из плена группировку пленных немцев. А потом я остался в Тиенхора вместе с полком вплоть до 1948-го. Ехать-то все равно было некуда. В московской квартире жили дальние родственники, не выгонять же их. Зато там, в Тиенхаара, я познакомился с моей Ниной. Она была фельдшером, их часть стояла в Выборге, а к нам они приходили на танцы. Нина была ленинградкой. Зарегистрировались мы в 45-м в Ленинграде. И прожили душа в душу 56 лет.

— А как вы, артиллерист, заделались моряком?

— В 1952-м поступил в академию. В артиллерийскую опоздал, поступил на морской факультет военно-политической, обещали потом перевести. Но когда переодели в морскую форму, да после первого курса — стажировка на судне, а после второго и третьего — и вовсе на подлодке, мне так понравилось, что я уже не помышлял что-то менять.

— Помните, в фильме «Место встречи изменить нельзя» Жеглов, отсыпая сахар у Петюни, говорит Шарапову: «И в лотерею-то он выиграл, и золовка в Коканде тоже у него:» Вы счастливчик. Прошли войну. И все-все у вас сложилось: дочери удачливые, внуки в крупном бизнесе... К слову, они в армии служили?

— А как же! Младший — подполковником, старший — рядовым, у обоих по два высших образования.

— Фронтовик Виктор Астафьев в своем завещании написал: «Я пришел в мир добрый, родной и любил его бесконечно. Я ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье».

— Когда долго живешь, разочарований хватает. Все зависит от того, как сложилась судьба после войны. Но мне грех жаловаться. Я родину любил, и она мне отвечала тем же.

Фотографии из личного архива